Погружение в книги определенного рода не может остаться без последствий. Дочиталась я до того, что начала сублимировать. На свет вылезло мое альтер-эго, почерпнутое в далеком 2013 из работ Томаса Манна, не иначе.
ВОСПЕВАТЕЛЬ КРАСОТЫ
Кадр из фильма "Смерть в Венеции" режиссера Лукино Висконти.
Здесь много эпитетов, сравнений, путешествия по звездам, которые можно найти в другом человеке, много Уайльда, Манна, Жене и даже Рембо.
Приглашаю в наш клуб мертвых поэтов. За мной.
Но избранник — тот, кто в прекрасном видит лишь одно: Красоту
(с) Оскар Уайльд, «Портрет Дориана Грея»
Я видел тебя лишь один короткий миг.
Ты поразил меня в самое сердце, и я пал, не дойдя до поля сражения.
Ты не красив, но каждая деталь, каждая черточка заставляет меня задыхаться от восторга.
Ты прекрасен юностью и пьян свободой, которую не может позволить себе тридцатилетний старик, уже согбенный дорогой жизни и мешком материальных проблем.
Ты сидел, углубившись в испещренный волнообразным почерком молескин и не знал, что по твою левую руку угнездился я, жаждущий вкусить твою ауру, вдохнуть пряный запах полной грудью, чтобы его больше не осталось на твоем теле. Я паразит, французский извращенец-парфюмер, поднятый из преисподней для одного лишь занятия – поклонения милым эфебам.
Лягушка с сочащейся смертоносным ядом липкой кожей. Ученые с сединой в бороде лишь качают головой и скажут, что они водятся лишь в тропических лесах Амазонки. Но нет! Я мог бы сардонически расхохотаться в их уродливые морщинистые лица и станцевать победный танец макабра, что уже скоро заберет их всех со всеми их научными изречениями, ведь мир создан для молодости. Их унесет в могилу вместе с удушливой вонью старого тряпья, что непременно сопровождает каждого такого мудреца, а я, потусторонний скарабей, продолжу скатывать драгоценный гагатовый шар своих восторгов и вожделений.
О мой кудрявый херувим! Я уверен, что ты далеко не так невинен, как кажешься, и патина порочности уже успела легкой небрежной паутиной лечь на твое чело. Но именно этим представляешь ты ценность, ведь чистый и незамутненный алмаз сравним с душой Христа, и лишь темное пятно люциферового сапфира заставляет кровоточить людские сердца и слагать о нем поэмы вот уже многие столетия.
Ты пахнешь сухим деревом и нагретым на солнце темным медовым ульем. Сладость охватывает меня, заставляет прикрыть глаза и отдаться бурному потоку ощущений.
Твой нос турецкой саблей взрезает мое сердце, и я готов ронять шипучие рубиновые слезы вслед затухающим в темноте следам твоих изящных мальчишеских ступней.
На короткий миг я влюблен в тебя, мой незнакомец, мой юный пилигрим. Куда ты направляешься? Терзает ли тебя грусть или же переполняет счастье? Кто подарил тебе веревочный браслет, который ты носишь на левой щиколотке?
Ты – Парис и яблоко Гесперид в одном лице. Ты способен развязать войну и повернуть вспять войско царя, лишь взглянув из-под золотистых ресниц. Но тебе понадобилось мое сердце, очерненное годами – а может, и столетиями – созерцания запретного зелья, что варится в антрацитовом небе, когда даже светила стыдятся показать свой лик.
Я влюблен в твое великолепие, ибо я – воспеватель красоты.
Я бреду сквозь века по выстеленной пергаментом из телячьей кожи тропе. По бокам – микенские статуи, афинские фрески, грациозные римские спортсмены с крошечными фаллосами, взирающие на меня словно с Олимпа. Чуть впереди – лик кроткий и покорный, спокойные карие глаза взирают с едва заметной тоской. Но он уступает путь, оставаясь позади, и я снова вижу мускулистого Давида, созданного по воле одного из флорентийских купцов - уже в новом обличье, надевшего шляпу и взявшего меч в юные, не натруженные руки.
Обнаженные по греческой моде тела сменяются чередой напудренных париков, шпанских мушек и кокетливых кружев, а за ними следует суровая военная мужественность красно-синих мундиров. Они тоже уступают чопорным костюмам, от которых несет нафталином, опием и бергамотом. На них пятна пудры, могильной плесени и маслянистого парфюма. Увядание и воспетая болезненность напоминают чумной марш, уже знакомый и пройденный, казалось, мириады световых лет назад.
Я не знаю, что случится, когда я подойду к концу моего пути и существует ли он вообще, или же я ступаю по ленте Мебиуса, которая не должна существовать вообще. Как и я в этом подлунном мире.
Я воспою тебя на бумаге и во мраморе, брошу свою душу к твоим ногам, чтобы ты переступил через нее, смеясь. Я всего лишь творец, обреченный вечно блуждать в лабиринте искусства, Минотавр, жертва которому – собственная душа.
Красота вечна, как вечно и поклонение ей. Она открывает нам все, поскольку не выражает абсолютно ничего.
Комментариев нет:
Отправить комментарий