Вампир. Пятнадцатое Инктября

Мерцающий эпилептическими припадками свет техно-клуба тщательно скрывает всех, чтобы в следующий момент выхватить нещадным лучом незнакомца, с которым ты танцуешь, у которого проснешься или же от рук которого испустишь дух.

Я трясся в невообразимом ритме. Ритм помогал очистить голову от мыслей и выпустить на свободу то дикое, что зиждется в каждом из нас где-то под километровыми слоями бессознательного. Бликующий свет не мешал мне разглядывать толпу. Они были как стая гиен у туши мертвого слова. Я видел однажды такое в саванне. Пятнистые гогочущие зверьки сбивались в клубки шерсти, кусали друг друга, лаяли и визжали, хотя туши хватило бы на несколько таких стай.

Мне ничуть не доставляло удовольствия наблюдать за ними, но нет охоты без того, чтобы выйти в поле. К тому же, жить среди людей означает так или иначе с ними контактировать. Лично я предпочел бы иначе. Хотя странное дело – как раз тогда, когда думаешь, что проще стрельнуть себе в голову серебряной пулей, тебя вытаскивает из векового дерьма то же самое дерьмо. Вот как эта техно-вечеринка, настолько дикая и человеческая, безумная и вместе с тем безмятежная, что снова начинаешь чувствовать себя лучше – голова опустошается, тело совершает одному ему ведомый танец, и ты погружаешься в ничто. Нирвана для упырей.

Мне это нужно. Я пришел сюда не жрать. Жрать в городе для меня сродни сексу с коллегой на рабочем месте. Добром не кончается.

Вампиры питаются впрок. Как удавы или верблюды. Я не исключение. Для охоты я выбираю себе горячие точки, там не до расследования единичных убийств. Афганистан, Ирак, Сирия – там даже не спрашивают документы. Достаточно сказать, что ты репортер. Никто даже не посмотрит в твою сторону, даже если раззявить рот и демонстрировать каждому первому встречному клыки. Которых у меня, кстати, нет. Легенды легендами, но вы попробуйте сомкнуть челюсти, если пара зубов сантиметра на полтора длиннее.

Музыка сменилась, и я еще неистовее запрыгал, дергая руками во все стороны. Свежие образы прошедшего месяца калейдоскопом затанцевали, смешались и снова сложились неправильным паззлом, не желая уходить. Я был в Ливии, там, где сейчас бушует гражданская война. По сути, гражданские войны везде одни и те же. Люди, ненавидящие друг друга с того самого момента, как у одной обезьяны палка была подлиннее, чем у другой, наконец находят оправдание жестокости и подвязывают под него все свои действия.

Если бы я мог собрать этих людей в огромное решето, то мог бы ежедневно выкачивать галлоны крови. Боже, храни человечество. И тогда оно само себя сожрет.

Та маленькая девочка, перепачканная в крови своей мамы, протягивала мне своего чумазого мишку в надежде на то, что я возьму его в обмен на какое-то продовольствие. Малышка, а уже понимала денежно-товарный оборот. Никто в этой жизни не поможет тебе просто так.

Я ненавидел людей. И все же они были мне нужны. Нужны, чтобы питаться. В какой момент я проснулся и обнаружил, что стал тем, кем я стал? Меня не кусали, я не обворовывал закрытые научные лаборатории и уж конечно мои родители не были вампирами. Я даже в Румынии не был ни разу, а о вампирах слышал на День Всех Святых.

Возможно, это что-то психосоматическое. Врач наверняка сказал бы, что это моя ненависть к людям привела к органическому сбою. Но ничего не поделаешь, и я вправду вас всех ненавижу. Все тех, кто беззаботно танцует, трахается в кабинках или слизывает порошок с грязного стола. Вы настолько жестоки к самим себе, что мне не пристало изумляться тому, что вы делаете друг с другом.

В нескольких сотнях километров вы бросаете коктейли Молотова в окна детских спален, бьете старух и насилуете женщин. А приехав сюда, переодеваетесь в черное и танцуете, танцуете свой танец макабра на костях убитых, привлекая самую обдолбанную самку.

Я бы очень хотел думать так из простой злости. Но среди толпы я видел знакомые лица. Лица, которые я видел совершенно в другой обстановке – закрытые москитными сетками, заросшие и ухмыляющиеся. Тогда мне не было до них дела, я думал, что им всем суждено сдохнуть на общей помойке. Но они приехали сюда, в глупый животный мир.

Смерти не дозволено покидать ад. Лишь я, волею судьбы ставший ее курьером, могу возвращаться. Я начал потихоньку двигаться по направлению к знакомым лицам.

Ад уже на полпути.