Мир был еще молод. Звезды и кометы еще не обрели свой путь,
который они будут проторять в течение многих и многих лет, небесная твердь только-только
образовалась, и то и дело юные, кристально чистые водоемы выплескивались за
пределы своих берегов, намереваясь залить собой все и сравняться с небом. Мир
был потрясающе красив.
В огромном почерневшем от копоти котле не спеша варилось
нечто малоприятное, одновременно похожее на лаву и размокшую глину. Вокруг
котла, на свежей зеленой траве, меж юных деревьев, были раскиданы фолианты,
развернутые пергаменты и многообразные склянки. А неподалеку, устало подперев
рукой бородатую щеку, восседал человек.
Он тщательно сверялся с рецептами, искусно выверял уровень
жидкостей в клепсидре, выбирал самые чистые материалы.
- То, что вверху, аналогично тому, что внизу… то, что внизу,
аналогично тому, что вверху… чтобы осуществить чудеса единой вещи… что я имел в
виду, когда писал это? – сокрушался он.
- Ты о Скрижали? – из кустов вынырнул юноша, еще не
достигший зрелости, но уже и не являющийся ребенком. На нем была черная туника
и черные шаровары, а голову покрывала залихватски сдвинутая на затылок зеленая
шапочка. – О той самой, Изумрудной?
- Я другую не создавал, - совершенно поник мужчина и снова
взъерошил и так всклокоченные волосы, - только хоть убей, не могу разобрать,
хоть и писал в Первый День.
Юноша подошел к котлу поближе, заглянул внутрь и поморщился.
- Воняет, - пожаловался он, - ты уверен, что оно потом
должно ТАКИМ быть?
- Может, перекипит еще, - в голосе бородатого мужчины
звучала утраченная надежда.
Изумрудная Скрижаль содержала рецепт философского камня. Он
бережно создавал его, зная, что когда-нибудь ему или кому-то из его сыновей он
может понадобиться. Вытачивал Скрижаль из изумруда, бережно полировал его и
огранял. Все заняло меньше одного дня – для него, конечно, не срок, но он
вложил в Скрижаль всю свою любовь, коей было в избытке. И когда он почти
закончил свое творение, ему пришла в голову некая формула создания некоего
существа, которое обладало бы поистине выдающимися качествами, соединяя все то,
что есть в нем и в его детях, и стремилось бы к самому лучшему в юном мире,
чего только возможно достичь. Он записал эту формулу на черновиках, а потом,
когда через несколько дней к ней вернулся, не только позабыл ее из-за, как ему
казалось, более важных дел, так еще и не смог разобрать те обрывки фраз,
которые записал в надежде потом восстановить по памяти.
Он уже успокоился, правда, относительно, что изначально
формулы было две для нескольких разных существ, одинаковых, однако, по сути, но
разных по замыслу. Что-то призрачно всплывало в мозгу, но никак не собиралось
воедино. В итоге он решил восстановить хотя бы одну формулу и вот уже битый час
сидел возле котла, пытаясь догадаться, где ошибся.
- Хочешь, помогу? – присел рядом юноша, нарочито небрежно
поправляя рукава туники. – Могу попытаться разобрать твои каракули.
- Нет уж, спасибо, - поморщился мужчина. – Знаю я тебя. Все
переиначишь и скажешь потом, что это все по моей воле.
- Как хочешь, - пожал плечами юноша, не двигаясь, впрочем, с
места. Он насмешливо наблюдал за бормотанием своего старшего товарища, как и за
тем, как тот переворачивает пергамент так и эдак, хмурится, подходит к котлу и
снова отходит, морщась от нестерпимой вони.
- Ну Боже, - закатил глаза юноша после того, как его товарищ
обошел котел в пятнадцатый раз. – Давай сюда свои свои опусы. Ты же знаешь, я, может,
и хочу всегда все испортить – по твоим же словам, заметь – но все равно в итоге
совершаю благо, не так ли?
Мужчина некоторое время пристально смотрел на его, но в
итоге все же протянул пергамент. Тот с энтузиазмом схватил его и стал жадно
читать.
- Ну и почерк у тебя! Обязательно было пиктограммами
заменять слова? Ты уж реши – красивые сложносоставные метафоры или символьное
значение рисунков. Во всем этом вместе сам я голову сломлю.
Юноша нахмурился, пробежал глазами пергамент снизу вверх и
обратно и радостно воскликнул:
- Так все ясно! Значит так, тебе нужны все семь элементов,
кусочек небесной тверди, и все это варить… до того, как, цитирую, как отойдет
всякая темнота – что бы это не значило. А потом дать остыть и … эммм… вдохнуть?
Короче, ты должен туда подышать. Делов-то!
И он, торжествующе сияя темными глазами, протянул пергамент
обратно. Мужчина нехотя поблагодарил его и снова уткнулся в рецепт. Юноша
вскочил, потянулся и, пользуясь тем, что его товарищ отвлекся, неуловимым жестом
достал из кармана шаровар мелкое зерно и бросил в котел. Похожая на лаву
субстанция едва заметно пшикнула и проглотила его – он мог бы поклясться, что
охотно.
После чего он отошел на приемлемое расстояние и сморщил
аккуратный нос, вопрошая:
- Хм, Боже, я поминаю, что пергамент годится только для
черновиков, да и зверей у тебя в Саду не напасешься, но ты правда думаешь, что идея
записывать что-то на камнях еще не изжила себя? И эти десять правил, что ты мне
тут недавно зачитывал, мягко говоря, несовершенны. Тебе не кажется, что что
задуманные тобою существа, способные ТАК вонять, интерпретируют все
правильно?..
Комментариев нет:
Отправить комментарий